Ольга Берггольц

В 1925 году 15-летняя Ольга Берггольц пришла в литературное объединение рабочей молодежи "Смена.В начале 1926 года Берггольц познакомилась там с Борисом Петровичем Корниловым (1907-1938), В 1925 году губком комсомола направил молодого поэта на учебу в Ленинград, где тогда же и было опубликовано его первое стихотворение. Очень скоро после знакомства 19-летний Борис Корнилов и 16-летняя Ольга Берггольц поженились, родилась дочь Ирочка. В 1926 году Ольга и Борис стали студентами Высших государственных курсов искусствоведения при Институте истории искусств. Борис на курсах не задержался, а Ольга несколько лет спустя была переведена в Ленинградский университет. Их брак оказался недолгим, но оставил неизгладимый след в душе каждого из них. Ольга Берггольц родилась в Петербурге 16 мая (3 по старому стилю) 1910 года в семье врача. Детские годы прошли на окраине Невской заставы.

В 1930 году Ольга Берггольц окончила филологический факультет Ленинградского университета и уехала по распределению в Казахстан, о чём рассказала в книге "Глубинка" (1932). В это же время Берггольц и Корнилов развелись ("не сошлись характерами") и Ольга вышла замуж за Николая Молчанова, Литературный дебют Ольги Берггольц пришелся на начало 1930-х годов. В эти годы выходят ее рассказы - сборники "Как Ваня поссорился с баранами" (1929), повесть "Углич" (1932) В 1933-1935 годах очерки "Годы штурма", сборник рассказов "Ночь в Новом мире", а затем ее лирические стихи, "Стихотворения" (1934) и "Книга песен" (1936), с которых начинается поэтическая известность Берггольц.Но в это же время умерла младшая дочь Ольги Берггольц - Майя, а спустя два года - старшая Ирина. В 1936 году Бориса Корнилова исключают из Союза Советских писателей, а 19 марта 1937 года он был арестован - по обвинению в написании "контрреволюционных произведений". 20 февраля 1938 года состоялось слушание его дела. Военной коллегией Верховного суда СССР Борис Корнилов был приговорен и в тот же день расстрелян. Вся страна распевала "Песню о встречном", написанную Шостаковичем на слова Бориса Корнилова, но упоминание его имени оставалось под строжайшим запретом еще два десятка лет. Он был реабилитирован 5 января 1957 года - "за отсутствием состава преступления". Его могилы не существует.

Корнилов и Берггольц уже не были мужем и женой, Бориса Корнилова уже не было в живых, но Берггольц и в 1939 и 1940 годах пишет стихи, посвященные первому мужу. Не стану прощенья просить я, ни клятвы - напрасной - не стану давать. Но если - я верю - вернешься обратно, но если сумеешь узнать, - давай о взаимных обидах забудем, побродим, как раньше, вдвоем, - и плакать, и плакать, и плакать мы будем, мы знаем с тобою - о чем.

В 1937 году ее исключили из партии, а 13 декабря 1938 года и ее обвинили "в связи с врагами народа" и заключили в тюрьму, но 3 июля 1939 года выпустили на свободу. Беременная, она 197 дней провела в тюрьме, где после пыток родила мертвого ребенка. В декабре 1939 года она писала в своем тщательно скрываемом дневнике: "Ощущение тюрьмы сейчас, после пяти месяцев воли, возникает во мне острее, чем в первое время после освобождения. Не только реально чувствую, обоняю этот тяжелый запах коридора из тюрьмы в Большой Дом, запах рыбы, сырости, лука, стук шагов по лестнице, но и то смешанное состояние обреченности, безвыходности, с которыми шла на допросы... Вынули душу, копались в ней вонючими пальцами, плевали в нее, гадили, потом сунули ее обратно и говорят: "живи". "В 1939-м я была освобождена", душевная рана зияла и болела нестерпимо. Мы еще не успели ощутить во всей мере свои утраты и свою боль, как грянула Великая Отечественная война". Известие о начале войны застало Ольгу Берггольц в Ленинграде. Уже в июне 1941 года она пишет стихи о Родине, той самой, которая совсем недавно убила ее ребенка и первого мужа, той самой, которая едва не убила ее саму: Мы предчувствовали полыханье этого трагического дня. Он пришел. Вот жизнь моя, дыханье. Родина! Возьми их у меня! … Он настал, наш час, и что он значит - только нам с Тобою знать дано. Я люблю Тебя - я не могу иначе, я и Ты по-прежнему - одно.

Товарищ, нам горькие выпали дни, Грозят небывалые беды, Но мы не забыты с тобой, не одни, - И это уже победа. 8 сентября Ленинград был блокирован. тихий голос Ольги Берггольц стал голосом долгожданного друга в застывших и темных блокадных ленинградских домах, стал голосом самого Ленинграда. Ольга Берггольц в одночасье вдруг стала поэтом, олицетворяющим стойкость Ленинграда". Она делала репортажи с фронта, читала их по радио. Ее голос звенел в эфире три с лишним года, почти ежедневно обращаясь к героическому городу. Ее голос знали, ее выступления ждали. Ее слова, ее стихи входили в замерзшие, мертвые дома, вселяли надежду, и Жизнь продолжала теплиться.

В бомбоубежище, в подвале, нагие лампочки горят… Быть может, нас сейчас завалит, Кругом о бомбах говорят… …Я никогда с такою силой, как в эту осень, не жила. Я никогда такой красивой, такой влюбленной не была. Да здравствует суровый и спокойный, Глядевший смерти в самое лицо, Удушливое вынесший кольцо, Как человек, как труженик, как воин! Сестра моя, товарищ, друг и брат, - Ведь это мы, крещенные блокадой, Нас вместе называют - Ленинград, И шар земной гордится Ленинградом.

стихи ("Письма на Каму", "Разговор с соседкой", поэмы "Памяти защитников", 1944, "Твой путь", 1945; сборники "Ленинградская тетрадь", 1942, "Ленинград", 1944), вошли в книгу Берггольц "Говорит Ленинград" (1946). Книге не повезло - первое издание было изъято в связи с т.н. "ленинградским делом" после разгрома журналов "Звезда" и "Ленинград". В 1950 году Ольга Берггольц написала героико-романтическую поэму "Первороссийск", посвященную петроградским рабочим, За эту поэму поэтессе в 1951 году была присуждена Государственная премия СССР. В 1952 году О.Ф. Берггольц написала цикл стихов о Сталинграде. "Верность" (1954). О автобиографической повести "Дневные звезды" (1959), над которой работала до последнего часа, мечтая сделать своей главной книгой. В 1968 году по этой повести был снят одноименный фильм. В 1960-е годы вышли ее поэтические сборники: "Узел", "Испытание", в 1970-е - "Верность", "Память"..

О.Ф. Берггольц была награждена орденом Ленина, орденом Трудового Красного Знамени и медалями. Именем Ольги Берггольц названа улица в Невском районе Санкт-Петербурга. На улице Рубинштейна, 7, где она жила с Николаем Молчановым, открыта мемориальная доска. Ещё один бронзовый барельеф её памяти установлен при входе в Дом Радио. Строки О.Берггольц высечены на гранитной стеле Пискаревского мемориального кладбища: "Никто не забыт, ничто не забыто". Умерла Берггольц в Ленинграде 13 ноября 1975 года. Несмотря на прижизненную просьбу писательницы похоронить ее на Пискаревском кладбище, "глава" города Г.Романов отказал, и писательница была похоронена на Литераторских мостках Волковского кладбища.

Долгое время найти место упокоения великой поэтессы на Волковском кладбище было непросто. В первые годы после смерти Ольги Федоровны памятник на ее могиле так и не появился. Сама Берггольц в одном из своих стихотворений писала: И когда меня зароют Возле милых сердцу мест, Крест поставьте надо мною, Деревянный русский крест. Но никакого креста там не было и в помине, ни деревянного, ни каменного. Все, что там было, - это несколько досок штакетника, сколоченных в форме мольберта, на котором укрепили рамку с застекленным портретом поэтессы. И через 30 лет после смерти место ее захоронения поражало убожеством.

В августе 2003 года в возрасте 91 года скончалась Мария Федоровна Берггольц, та самая Машенька, которой посвящено не одно замечательное стихотворение. Машенька, сестра моя, москвичка! Ленинградцы говорят с тобой. На военной грозной перекличке слышишь ли далекий голос мой?"... . Через год после этого печального события власти решили поставить памятник поэтессе. Решили, что в год 60-летия Победы могила Ольги Берггольц должна принять достойный вид. В бюджете Петербурга на 2005 год на эти цели выделили деньги. Наконец, 3 мая 2005 года на Литераторских мостках Волковского кладбища, на могиле поэтессы была установлена скульптурная композиция в граните и бронзе, которую венчает контур окна, напоминающий четырехконечный крест (работа петербургского скульптора Владимира Горевого). Ольга Берггольц изображена такой, какой запечатлена на фотографиях 1941-1944 годов, когда ее голос звучал из репродукторов ленинградского радио.

Я клянусь так жить и так трудиться, чтобы Родине цвести, цвести... Чтоб вовек теперь ее границы никаким врагам не перейти. Пусть же твой огонь неугасимый в каждом сердце светит и живет ради счастья Родины любимой, ради гордости твоей, народ…

СТИХИ О СЕБЕ И вот в послевоенной тишине к себе прислушалась наедине... . . . . . . . . . . . . . . . Какое сердце стало у меня, сама не знаю, лучше или хуже: не отогреть у мирного огня, не остудить на самой лютой стуже. И в черный час зажженные войною, затем чтобы не гаснуть, не стихать, неженские созвездья надо мною, неженский ямб в черствеющих стихах. Но даже тем, кто все хотел бы сгладить в зеркальной, робкой памяти людей, не дам забыть, как падал ленинградец на желтый снег пустынных площадей. Как два ствола, поднявшиеся рядом, сплетают корни в душной глубине и слили кроны в чистой вышине, даря прохожим мощную прохладу,- так скорбь и счастие живут во мне единым корнем – в муке Ленинграда, единой кроною – в грядущем дне. И все неукротимей год от года, к неистовству зенита своего растет свобода сердца моего, единственная на земле свобода. 1946

* * * Ленинград - Сталинград - Волго-Дон. Незабвенные дни февраля... Вот последний души перегон, вновь открытая мной земля. Нет, не так! Не земля, а судьба. Не моя, а всего поколенья: нарастающая борьба, восходящее вдохновенье. Всё, что думалось, чем жилось, всё, что надо еще найти,- точно в огненный жгут, сплелось в этом новом моем пути. Снег блокадный и снег степной, сталинградский бессмертный снег; весь в движении облик земной и творец его - человек... Пусть, грубы и жестки, слова точно сваи причалов стоят,- лишь бы только на них, жива, опиралась правда твоя... 1952

ЗАМЕТЬ Заметь, заметь! Как легчает сердце, Если не подумать о себе, Если белое свистит и вертится По глухой осине-голытьбе... Я не знаю — кто я, для кого я, Чьи сегодня брови отогреть? Верно то, что за сугробным воем ЗАМЕТЬ — Задыхается, синеет, молит... Не моя ль то песня, не моя ль? Заметь, ты пророчествуешь, что ли, Накипая мукой по краям? Ей ли, проще радужного ситца Растянув пургой спаленный рот,— Посинеть, задохнуться и биться У чужих заборов и ворот?.. Не хочу! Не верится, не верится Наколдованной такой судьбе ...Как легчает, как пустеет сердце, Если не подумать о себе.